В русском языке есть большое количество слов, определяющих разные оттенки красного цвета: розовый, пурпурный, багряный, алый, бордовый, пунцовый, малиновый, червлёный, гранатовый, багровый и пр., и пр. Ни один другой цвет из тех, что можно увидеть в составе радуги, не заслужил такого разнообразия терминов. И это при том, что красный встречается в окружающей нас природе сравнительно редко. Летом всюду доминируют зелёные оттенки листвы, поздней осенью – мрачная синь ненастного неба, зимой цвета вообще приглушены и тусклы, а весной из-под снега выходят коричневый тон освобождённой земли с яркими соломенными вкраплениями прошлогодней сухой травы. Лишь ранней осенней порой красный вспыхивает ненадолго листьями опадающих клёнов и очень скоро растворяется в туманах и дождях стареющего года.
Может быть, именно в силу своей природной редкости красные тона так привлекают и волнуют нас. В них ощущается глухая напряжённость непримиримого противоречия. Ещё Гёте считал, что они в такой же мере производят впечатление серьезности и достоинства, как благоволения и прелести. В них больше, чем в каком-либо другом цвете, чувствуется подспудная рукотворность, связь с человеческой мыслью, человеческим делом. Красный цвет воспринимается как признак любви и синоним красоты, - сам термин «красота» восходит к нему. И в то же время он издавна служит символом многих людских страстей, высшей власти и насильственной смерти, слепой безудержной ярости и мученичества во имя убеждения или веры.
Иными словами, красный цвет никогда не бывает нейтральным. Он замечается нами в первую очередь и, в общем-то, не зря: всякий красный объект может быть как ценным и полезным, так и очень опасным. Встреченное впервые неизвестное живое существо красного цвета тотчас вызывает у нас инстинктивное опасение: оно не находит нужным прятаться, значит, либо ядовито, либо свирепо, либо способно как-то иначе постоять за себя. «Лучше к такому не приближаться», – говорит нам о нём здравый смысл. Чаще всего он бывает прав. Тем удивительнее бывает редкая встреча с красным коньком, противоречащая древней мудрости наших врождённых инстинктов.
Его замечаешь издалека – яркую пурпурную точку на фоне зелёной травы. Точка движется неровными рывками, иногда замирает, потом делает резкий скачок, опять останавливается. И взгляд, как прикованный, невольно следует за ней. Только с расстояния в пару шагов становится, наконец, возможным разглядеть, что это за странное существо мечется в траве. Оказывается, это не кто иной, как самый обыкновенный короткокрылый конёк, – абсолютно безвредное травоядное насекомое, ведущее себя точно так же, как все остальные коньки зелёного, серого, соломенного и иных обычных для них цветов. Заметив приближение человека, красный конёк сперва обращается к нему брюшком, пряча голову, потом, подумав, отпрыгивает прочь, но недалеко, оборачивается и, обхватив передними лапками какую-нибудь травинку, словно спрятавшись за ней, созерцает внезапно появившегося откуда-то гиганта, ожидая, что будет дальше. Это, пожалуй, самый удобный момент для близкого знакомства. Пока конёк ощущает себя в сравнительной безопасности, можно не спеша опуститься на колени и подкрасться в нему чуть ли не вплотную, нос к носу.
Ярко-красный окрас у короткокрылых коньков встречается крайне редко и присущ он только самкам. Наука объясняет это явление генетической мутацией, вызывающей изменение цвета кожных покровов. Обесцвечивание кожи и меха вследствие отсутствия красящего пигмента называется альбинизмом. Покраснение, порыжение или порозовение, обусловленное различными причинами, носит название эритризма.
Установить половую принадлежность красного конька довольно легко по передним крыльям. У самок они намного короче, чем у самцов. Сложенные на спине, эти крошечные крылышки едва покрывают первые два тергита брюшка. Передние крылья самцов как минимум вдвое длинней, но так как задняя пара у обоих полов редуцирована, летают самцы отнюдь не лучше почти что бескрылых самок.
На первый взгляд имеются все основания полагать, что видимый издали красный конёк рискует стать лёгкой добычей для птиц и хищных кузнечиков. Но так ли это? Думается, что, если бы это предположение было верным, мы не встречали бы столь ярко окрашенных взрослых коньков, их попросту съедали бы на ранних этапах развития, в стадии личинки. Значит, не всё так просто. Быть может, красный цвет не столько помогает хищникам, охотящимся на коньков, сколько сбивает их с толку. Ожидая увидеть зелёно-коричневую жертву, они неожиданно встречаются с красной. Кто знает, не срабатывает ли в них тот самый древний инстинкт, который заставляет нас с опаской относиться к тому, что слишком бросается в глаза.
