В первый раз я увидел эту картину лет пять тому назад, в середине 2010-х. Проходя по коридору, ведущему в залы Музея пейзажа в Плёсе, довольно скудно освещённому, я заметил её висящей на стене и остановился, не ожидая, впрочем, найти здесь, на проходном месте, что-то действительно стоящее. Все висевшие рядом полотна, а было их, наверно, не менее десяти, были обрамлены скромными типовыми рамочками и висели как бы между прочим, больше для создания антуража, нежели для привлечения интереса. Остальных картин я почему-то не заметил, но эта бросилась мне в глаза и тотчас приковала моё внимание. Не помню, сколько я простоял перед ней, что-то очень долго, и чем дольше смотрел, тем более понимал, что передо мной одна из самых искренних и пронзительных картин, которые мне когда-либо доводилось видеть, и в то же время смысл этой пронзительности, причина её ускользали от меня.
В тот день, а также в последующие недели и месяцы я так и не смог разобраться в своих чувствах, но затронуты они были глубоко. Картина засела в моей памяти, и вот, спустя год, я нарочно вернулся в Плёс с единственной целью: сфотографировать её. Сделать это было непросто: темнота в коридоре не позволяла производить съёмку без штатива, а вход со штативом в музей был запрещён. Мне всё-таки удалось каким-то образом добраться до коридора со всем необходимым оборудованием и сделать несколько кадров прежде, чем быть с позором изгнанным вон донельзя разгневанным администратором. Однако цель моя была достигнута. С тех пор я получил возможность спокойно разглядывать снимок на собственном мониторе, изучать и анализировать его сколько душе угодно.
Но душе не было угодно анализировать, она бунтовала против логики, отказываясь понимать. Видимо, это душевное брожение нужно было пережить, переждать, пока оно не оформится во что-то сознательное. Слишком много эмоций сплелось, чтобы можно было надеяться усилием разума распутать этот Гордиев узел. Однако нет таких узлов, которых не развязало бы время.
Теперь, по прошествии полудесятилетия, можно уже, пожалуй, попробовать потянуть за душевные ниточки чтобы поглядеть, к чему они приведут. А ведут они, по-видимому, к тому глубочайшему источнику человеческой и общественной силы, который мы называем Родиной. Одно только это слово, избитое, истрёпанное, извращённое всякими временщиками и негодяями, кажется мне достаточно ёмким, чтобы вместить в себя любое стремление к добру и правде. Добро и правда не могут жить в человеке сами по себе, они непременно направлены вне его, адресованы кому-то другому, чему-то другому, и апофеозом этого другого, его окончательным воплощением я называю Родину. Стало быть, мерой доброты и чести человеческой тоже служит она.
Таким образом следует думать, что из того, что мы считаем Родиной, вытекает наше отношение к миру. Притом широта самого этого понятия как будто бы подразумевает громадный спектр всевозможных мировоззрений. Однако попробуйте-ка спросить себя: «что такое моя Родина?» Трудненько вам будет ответить на этот вопрос. И в довершение ко всему, ваш ответ скорее всего будет неправдой или, в лучшем случае, малой толикой правды. А если задать тот же вопрос по-иному: «что ты любишь?» – ответить будет гораздо проще. Нескоро и трудно дошла до меня эта простая мысль: Родина – это то, что ты любишь.
Вот где, по-моему, кроется тайна до странности сильного воздействия на меня этой на первый взгляд заурядной картины. Любить по-настоящему часто бывает больно. Именно такое пронзительное чувство боли, смешанной с тихим счастьем, вызвал у меня незатейливый пейзаж. И я не узнал тогда этого чувства, потому что разве можно любить что-то, не зная об этом? Так не бывает. Не бывает ли?
Заслуженный художник РСФСР Иван Григорьевич Савенко (1924-1987) был фронтовиком. В годы Великой Отечественной войны он служил в танковых войсках, в 1943 году был ранен и контужен. Вражеским снарядом ему оторвало правую руку. Не отчаявшись и не пав духом, он уже через год поступил в Саратовское художественное училище, затем в Киевский художественный институт и закончил своё образование в аспирантуре Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина. Всю кропотливую и тонкую работу художника: смешивание красок, натягивание холстов на подрамники, написание картин ему приходилось выполнять одной левой рукой.
Картина «Вывоз навоза на поля» изображает знакомое всякому жителю Средней полосы России заснеженное поле. Монотонный рельеф, серое ненастное небо, торчащая на горизонте одинокая опора ЛЭП, осевший мартовский снег – всё создаёт ощущение холода, сырости, бесприютности и тоски. Нахмурившаяся русская природа суровостью своей может пристрожить кого угодно. И если бы не было в поле человека и лошадки, занятых работой, зрелище могло бы быть поистине унылым. Живые существа в корне меняют настроение картины. Потом, приглядываясь к человеку, с удивлением вдруг замечаешь, что снег в левой части картины розовее, чем в правой. Значит, где-то там, на востоке, брезжит солнце. Занимается утро. Теперь уж и поле не кажется таким безрадостным местом, и зябкая сырь – такой неприятной. Работа, видимо, только ещё началась, снег не испещрён ещё следами полозьев. Нагружены первые сани и человек решил закурить. Лошадка покорно ждёт его, привычная ко всему. Скоро дело закипит, стылое утреннее чувство исчезнет. К вечеру поле будет удобрено, чтобы летом дать обильный урожай.
Вот и весь сюжет. Всё сказано здесь, всё выражено до конца очень просто. Земля пуста без человека, живущего на ней. Он, человек, своим трудом заслужил себе право считать себя частью её, не отделять себя от земли и тем оживил неживую материю. Значит весь этот сложнейший комплекс, называемый страной, государством, народом, всё вместе взятое: земля, промышленность, торговля, реки и озёра, города и деревни, всё сводится по сути к одному лишь человеку. Любишь хотя бы одного человека, живущего на твоей земле, значишь любишь Родину. Та самая мысль, которая так долго доходила до меня, нашла своё отражение здесь, в этой картине. И автору, фронтовику, она наверняка далась куда труднее, чем мне. Под огнём врага, который пришёл с оружием, чтобы убить тебя, знание того, за что воюешь, было жизненно важно. Не зря в одной из лучших книг о войне, романе Александра Бека «Волоколамское шоссе», мы находим тот же мотив: её герой – панфиловец Бауыржан Момыш-улы, говорит бойцам, готовя их к бою: Родина — это мы.
