Весна. Именно весна, а не осень, хотя распутица вроде бы та же, и те же голые берёзки, стоящие справа от дороги. И всё-таки чувство весеннее. Отчего это кажется? Как удалось художнику обозначить апрель, не прибегая к прямым, очевидным знакам его? В пейзажах подобные знаки часто становятся центром всей композиции: прилетевшие грачи; ледоход, который никак не спутаешь с ледоставом; пробивающиеся сквозь опавшие сугробы подснежники и тому подобные несомненные признаки весны. Здесь таких признаков нет вероятно потому, что они отвлекли бы на себя слишком много внимания от центральной, наиболее значимой части картины. Даль, изображённая в самых общих чертах, служит здесь всего лишь фоном, но фоном чрезвычайно важным для понимания смысла происходящего. Поэтому задний план содержит ровно столько деталей, чтобы мы могли безошибочно извлечь из него весеннее чувство и утвердиться в нём прежде, чем перейти к рассмотрению собственно сюжета.
Что же это за детали? Прежде всего, сам свет: солнце, очевидно, стоит на закате, опускаясь к горизонту где-то слева и сзади от нас, повёрнутых лицом к картине. Маленькое, но очень яркое и потому заметное жёлтое пятнышко двери какого-то сарая в правой части картины обращено, по-видимому, прямо к нему. И этот контраст между холодными цветами неба и снега против тёплых оттенков земли и солнечного света вызывает ощущение наступающего тепла, весны, новой надежды, вообще чего-то приятного и хорошего, ожидаемого в скором будущем. Таким образом выбор комплиментарных цветов не только усиливает их взаимную насыщенность, придавая картине замечательную красоту, но и с первого взгляда настраивает нас на мажорный лад.
Далее, о весне говорят нам иные косвенные знаки: стаи птиц, кружащиеся над обнажившимися полями; плотные высокие сугробы, сохранившиеся только на обочинах дороги, то есть там, куда зимой откидывали снег, где он слежался и теперь не спешит растаять; чёрные, недавно смазанные к наступлению весеннего сезона ступицы колёс, не успевшие ещё забрызгаться грязью – видно, совсем недавно ещё ездили на санях.
Итак, весна. Что же происходит на фоне этого вечернего весеннего пейзажа? В центре картины перед нами крупным планом изображён задок телеги, на котором сидит какой-то человек. Кто он такой, мы не знаем, однако подозреваем, и не без оснований, что это какой-то начальник из центра, приехавший в деревню по делу, в командировку. Одежда на нём самая простая: короткое пальто с воротником, жёлтый шарф, синие выцветшие галифе и испачканные глиной сапоги. На голове – потрёпанный треух. Его можно было бы принять за простого колхозника, если бы не чемоданчик в руках и не пачка газет в кармане пальто, среди которых хорошо заметен кусочек логотипа партийной газеты «Правда». К тому же встречать его послали конную телегу с кучером, и даже постелили на дно её для удобства и защиты от грязи кусок прорезиненного брезента. Это ли не признак уважения?
Стало быть, человек это важный, по местным меркам можно сказать высокопоставленный, скорее всего коммунист, возможно сотрудник обкома, приехавший ненадолго в деревню для того, чтобы проверить, как идёт подготовка к пахоте и севу. Такая цель его как нельзя лучше соответствует окружающему пейзажу. Вот почему так важно для зрителя, осень ли перед ним на картине или весна. Приезд начальства поздней осенью означал бы нечто неожиданное, какую-нибудь неприятность или ЧП. Но весной такое посещение запланировано и ожидаемо, поэтому безмятежные и даже весёлые выражения лиц героев картины не удивляют нас. Приезжий явно радуется солнышку, подставляя ему своё обветренное, смеющееся лицо. Он побудет здесь недолго и опять вернётся в город, к казённым делам. Об этом свидетельствует совсем небольшой чемодан, в котором с трудом поместятся разве что блокнот, бритва да единственная смена белья.
О чём говорят приезжий и кучер, явно местный житель? Здесь художнику не хватило живописных изобразительных средств, и он вынужден был прибегнуть к средствам вербальным, дав картине название «На острую тему». С этим названием сюжет сразу же приобретает законченность и выразительность. Собеседники не просто разговаривают. Один из них, местный житель, задал начальнику какой-то каверзный вопрос, желая посмотреть, как тот отреагирует на него, как решит головоломную проблему, что скажет о противоречивой ситуации, на чью сторону встанет в конфликте. Он с хитроватым и чуть настороженным выражением ждёт ответа, опасаясь, видимо, гнева или раздражения со стороны приезжего. Но тот вовсе не обижается на каверзу старика, напротив, она веселит его.
В этом непринуждённом веселье, более чем во всём облике, одежде, позе приезжего, проявляется сила его характера. Мне кажется, это главный и самый важный мотив картины. Мотив гуманистической мощи, непобедимости духа убеждённого человека, смеющегося над всеми преградами. Проблемы, конфликты, противоречивые ситуации не пугают, а воодушевляют его. Быть может, он даже не знает решения острой темы, и всё же уверен, что она будет решена. В самом деле, после победы над фашизмом, ликвидации разрухи, в условиях нового колоссального подъёма народного хозяйства смешно было бы говорить о неразрешимых проблемах. Вера в будущее живёт в этом человеке непоколебимо. Он смотрит вдаль и как будто видит там это будущее, такое же светлое, как солнце, освещающее его лицо.
Картина «На острую тему» принадлежит к числу самых известных произведений Народного художника РСФСР Ярослава Сергеевича Николаева (1899-1978). На мой взгляд, это одна из самых красивых и жизнеутверждающих работ, хранящихся во Владимирской художественной галерее. В настоящее время галерея входит в состав Государственного Владимиро-Суздальского музея-заповедника.
